Утро было грозным, хотя молодой ординатор Вадик Елизаров еще не понял, не осознал, не ощутил и не проникся основной проблемой этого закисшего октябрьского рассвета.

Он прошел по коридору приемного отделения, привычно кивнув толстой санитарке Клаве и пробурчав «зрассте» очаровательной Леночке – дежурной медсестре, белая шапочка которой подмигивала из-за «бортового» компьютера. Заигрывающе так подмигивала, несмотря на дождь за окном и непреодолимую сонливость человечества.

Все начиналось, как обычно, с пятиминутки. При участии главврача эти стычки амбиций отличались особым цинизмом и жестокостью по отношению к молодым хирургам.

Главврач – Жанна Тимофеевна, в далеком, очень далеком прошлом - хирург, считала своим долгом наставлять и указывать, казнить и не миловать, искоренять, преумножая. Хвалить? Что вы, только рангом не ниже кандидата мед наук. И то по большим церковно-пролетарским праздникам.

Вадик Елизаров сел в предпоследнем ряду. За его спиной мирно спал доктор Федоров, мучимый похмельными кошмарами после прошедшего дежурства.

Вадика в отделении любили. И не только за его широкую спину, которая скрыла от гневного взгляда руководства многих нашкодивших докторов. Не только за спокойное согласие на предложение заведующего подежурить вторые сутки подряд, когда кто-то из дежурантов выходил из крутого пике семейно-наркологических проблем. Ну и уж, конечно, не за философский подход к быстротечным романам и проигрышам в нарды.

Вадика любили за тишину.

Почти двухметрового роста, с большими руками и ранней лысиной, - он был внешне похож на задумавшегося слоненка. Флегма заменяла все естественные жидкости и уровнем плескалась в волооких глазах. Никто из сотрудников не видел его кричащим или хохочущим. Диапазон выражаемых Вадиком эмоций ограничивался горизонтальным растяжением губ или низким расположением подбородка.

На сегодняшней пятиминутке подбородок принимал крайнее нижнее положение. Вадик был расстроен.

- До каких пор это будет продолжаться! – Жанна Тимофеевна с инстинктами борзой крепко держала ординатора вставной челюстью.
- Кто вам позволил так небрежно относиться к обязанностям палатного врача? Заполнение историй под копирку, - главврач переводит дух, набирает воздуха и, – я вас в последний раз предупреждаю. В дальнейшем - привлеку к административной ответственности.
Угроза нашла неожиданную поддержку в икании проснувшегося Федорова.

Вадик опустил подбородок, но расправил плечи, чтобы скрыть нарушителя пафосности момента.

- Вы что-то сказали? – Жанна Тимофеевна не ожидала вклинения новых звуков в свой обвинительный монолог.
- Да, я постараюсь исправиться, и буду писать все подробно.

Главврач злобно хмыкнула и перенесла гнев на другой объект.

Во время законного перекура перед обходом Вадик сумрачно думал, почему так не везет? Вот обругали, ко всему и дежурит он сегодня в приемном. А там писанины – «хренова туча». А еще, там Леночка – тайная и явная мечта хирургов с традиционной сексуальной ориентацией. Ну, скажите на милость, как не любить эти пухлые губы, часто собранные в колечко для произнесения гласных типа «а» да «о», да с протягиванием томным. А как, скажите, не хотеть приятные округлости маленькой и ладной фигурки, что подчеркнуты приталенным халатиком с недозастегнутыми пуговичками. Вот и любили. Вот и хотели.

Но Леночка была девушка не промах. Поддерживая репутацию недотроги, она зорко выискивала подходящую холостую кандидатуру, чтоб отдаться с толком и правильными последствиями. Вадик Елизаров, кстати, подходил по всем параметрам. Только все как-то не пересекались пути Леночкиного южного темперамента и флегматичной сущности молодого хирурга. Повода не было.

- Лена, есть поступающие в хирургию?
- Да, Вадим Валентинович, там две скорые, - ресницы вниз – вверх, пальчики по клавишам цок – цок, ножка под столом – тук, и под стул спряталась.

Две скорых,.. третья, .. десятая. Мужики и мужчины, панкреатиты и кровотечения, дедушки с грыжами от бабушек, бабушки с геморроем от дедушек. Ближе к вечеру потянулись битые головы любителей выпить, и колото – резаные раны различной локализации.

Вадик, памятуя утренний нагоняй, тщательно оформлял истории и скурпулезно вел записи в «Журнале амбулаторных больных». Леночка не менее педантично заносила сведения о поступающих в компьютер, снимала ЭКГ и направляла всех с чистой баночкой из под майонеза в нечистый туалет.

Санитарка Клава протирала пол от плевков, крови и грязи, мыла майонезные баночки, психовала на слякоть и грязные ботинки посетителей.

Следовательно, работа в приемном отделении кипела.

- Врача! Срочно! Помогите! – истошный вопль нарушил равномерность постанываний поступающих.

В кабинет хирурга, сметая барьер Клавиных рук, ворвалась женщина с диким взглядом и перепачканными кровью ладонями. На седых всклокоченных волосах тоже было что-то красное. Оно стекало тонкой струйкой на лоб и переносицу, придавая ей сходство с героиней индийского фильма. Пострадавшая ежеминутно трогала ранку на голове, смотрела на пальцы и разражалась новым потоком «крика о помощи».

После сорока капель валерианки Вадику удалось узнать предысторию происходящего.

Анна Ивановна, так звали пострадавшую, всю жизнь была неравнодушна к блестящим тканям. Поэтому, когда вязала себе берет, - она щедро вплетала в шерстяную пряжу нитки золотистого люрекса. Головной убор получился шикарный и блестел в свете фонарей, как зеркальный шар с дискотеки. Этим вечером переливы красок на макушке Анны Ивановны привлекли внимание сороки, дремавшей на карнизе приемного отделения в преддверии октябрьских сумерек. Сорока обалдела, и решила экспроприировать этот роскошный предмет, то есть, попросту, склюнула его с седой головы хозяйки. На беду Анны Ивановны клюв воровки оставил след, из которого тут же побежала кровь.

Находясь в шоке от потери любимой вещи и полученного ранения, Анна Ивановна помчалась к приветливому свету окон приемного покоя в надежде на помощь и понимание. Она их нашла в лице всхлипывающей Клавы, улыбающейся Леночки и задумчивого Вадима Валентиновича. Последний подхватил ойкающую женщину под локоток и повел в перевязочную, где методично выстриг обширную плешь на ее голове, дабы обнажить доступ к ране. Под философское: «хм,.. кхам,.. хм-мм» спаситель густо замазал двухмиллиметровую ранку зеленкой. Процесс первичной хирургической обработки раны сопровождался странным похрюкиванием Леночки и благодарными вздохами Анны Ивановны.

С рекомендациями не поднимать тяжелого и спать головой на Север пациентка была отправлена домой.

После обильного ужина, приготовленного заботливыми Леночкиными руками, в «Журнале амбулаторных больных» появилась следующая запись:

«Больная Шкуряк Анна Ивановна, 62 года.
Проходя мимо гнезда враждебно настроенной птицы, со слов больной – сороки, подверглась нападению со стороны хищницы.
Проведено ПХО раны.

Диагноз: клевая рана темечка.

Хирург: Елизаров Вадим Валентинович»

Леночкин заливистый смех закатился холодными шариками за шиворот халата Вадика. Он тоже растянул губы в максимальную горизонталь.

- Что вас так рассмешило?
- Ох, не могу,.. «клевая», - это ж надо такое придумать! – и в порыве хохота уткнулась в плечо Вадика.
- Леночка,.. вы,.. – как-то совершенно ненароком доктор обнял вздрагивающие плечики смешливой медсестры…

И была ночь,.. и была пустая палата,.. и были они, - и не было скорых... минут сорок...

***

Жанна Тимофеевна возвращалась домой поздно и пешком: идти недалеко, а работы у главврача хватает, спешить, опять же - не к кому. Дети выросли, жили отдельно. Муж пять лет назад польстился на молодое тело аспирантки и стал регулярно покупать виагру. Вот и остались у нее: работа и вечера со словоохотливой соседкой.

В желтом пятне света на тротуаре, что-то искрилось. Присмотрелась: так это ж любимый берет Анны Ивановны: запачканный грязью, «ощипанный», но с непобедимым блеском.

«Вот соседушка обрадуется» - и улыбнулась своим мыслям о чае с баранками под «Старинные часы».

***

Утро было радостным.

Это чувствовали все.

Леночка, зевая намятыми губами, передавала смену и пыталась вспомнить, куда они ночью засунули лифчик.

Вадик докладывал на пятиминутке, сердцем чувствуя бумажку в нагрудном кармане слева. На ней был домашний телефон Леночки, - ее родители сегодня уезжают на дачу – впереди выходные.

Клава последний раз за смену мыла пол в туалете и, заметив, что в унитазе плавает презерватив, - вспомнила, что скоро ноябрьские праздники и надо купить детям надувных шариков: вот порадуются.

Жанна Тимофеевна задумчиво смотрела в окно, потом, прервав доклад дежурного, сказала:

- А вам, Вадим Валентинович – благодарность за чуткое отношение к пациентам.

Доктор Федоров опять икнул, только не с похмелья, а от удивления.

Анна Ивановна, в трогательной голубой косыночке кормила голубей с балкона. Так как со зрением у нее было неважно, то она не замечала, что самые большие куски хлеба доставались хамоватой и всклокоченной сороке.

Берет с люрексом, заштопанный и постиранный, раскорячился на трехлитровой банке в ожидании нового выхода в свет.