Ты спросил меня, буднично, на кухне, в перерыве между нарезкой салата и питьем кофе:
- Наташ, а что, - мужики все разные?
- Что ты имеешь в виду?
- Вот я у тебя не первый, и ты - замужем была, скажи, мы разные?

Хотелось сказать старую истину, что: все люди разные и половая принадлежность тут не причем. Но ты не любишь банальности и «штампы». Пришлось задуматься…
- Я тебя обидел? – прижимаешься к моей спине.
- Нет, я думаю, как ответить, чтоб это было правдой.
- Придумала?
- Пока нет…

***

Мы сбежали с пар.
Облезлый диванчик. Затянувшийся процесс расстегивания блузки. В спину давился Атлас гистологии, а сверху - пляска пыли в косых лучах.

Я не хотела идти в общежитие, думала: посидим в любимой забегаловке - кофе, бутерброд с синей варенкой и разговоры на «тему дня».

Он шептал, под равномерный скрип, что давно хотел, что у меня красивые ноги,… целовал шею.

Мне нравилось то чувство, которое появлялось после этих щекотливых поцелуев. Хотелось запутывать пальцами его волосы. Хотя было больно, когда он соединился со мной.
Над банкой малинового варенья липко жужжала оса. Он лежал с закрытыми глазами, слегка отстраненный. Затем повернулся ко мне. Удивленно спросил:
- Почему ты согласилась?
- Должно же это было когда-нибудь произойти.
- Тебе было больно?
- Нет.
- Тебе понравилось?
- Не противно…
- Хочешь еще?
- Нет, … где мои туфли?
Я люблю малину, но не люблю варенье из нее.

***

Пьем кофе на балконе. Ты куришь, я любуюсь твоими руками.
- Ты чего такая задумчивая?
Не хочу врать, но для правды пока не созрела.

***

Он уходил утром на работу. Плотно позавтракавший, гладко выбритый, хрустя крахмалом воротничка. А я оставалась наедине с грязной посудой, снятыми вчера носками, трусами, рубашкой, и проблемой: что приготовить на ужин?

Сегодня то же.

Да, еще воду в цветах поменять нужно. Вчера принес на годовщину букет лилий. Они приторно пахли всю ночь. Я не спала и надышалась. Поэтому утром встала с ватной головой и задержалась с завтраком.

Ненавижу чистить рыбу. Чешуя забивается под ногти, а нож вечно соскальзывает. Ой! Таки да, таки порезалась…
Пока мучалась с бинтом, зазвонил телефон:
- Вы идете на концерт? – почему голоса подруг всегда звучат завистливо?
- Да.
- В чем ты будешь?
- Еще не думала, я не знаю, какой у него будет костюм.
- Тебе хорошо в розовом.
- Знаю, но ему не нравится. Он говорит, что это пошлый цвет и не подходит к его стилю.

Ранка саднила. Я автоматически продолжала делать привычную домашнюю работу. «Милый, мы же можем нанять домработницу? – Можем, но зачем? Ты - прекрасная хозяйка!» Бинт упорно не желал останавливать кровь.

Все: чисто, поглажено, вкусно.

Сажусь в кресло - любимая тайная кассета. Делаю громче. Стоны, хлюпанье, и невнятные, но искренние звуки наполняют комнату. Забираюсь рукой в разрез халата. Легонько тру сосок. Уже не замечаю вонь букета и боль в пальце. Кто-то на экране заливает спермой лицо женщины – она, эту густую и белую, размазывает по щекам, облизывает пальцы и еще стоящий член мужчины.

Моя рука спускается ниже, трет, пощипывает, ласкает.
Ну же, ну…. М-м-м, еще, еще – О-о-о-о.
Стон сливается с возней и воплями фильма.

Вечером - концерт. Я в черном, только розовая полоска лейкопластыря на среднем пальце. Сегодня засну быстро, и не буду слышать запах лилий.

***

- Ната, ты пойдешь прогуляться? Погода – супер!
Мы медленно идем по липовой алее. Бэська – коричневый кокер – закучерявился от прыжков по мокрой траве. На дороге лужи и распластанные дождевые черви. Пешеходы спешат и не замечают их длинные тельца. Ты, смешно корячась, балансируешь между водой и беззащитными представителями класса кольчатых. Как ребенок…

***

Мы познакомились на пляже в мое первое «холостое» лето. Флирт затягивал все глубже.

Слова стали опасными, и возбуждали.

Нагретое солнцем и песком тело мучилось и тянулось к рукам.
В сумерках нас швырнуло на скамейку. Треск белья (щипнула оторванная резинка на трусиках), губы на спине, шее. Волосы намотаны на руку и тянутся за ней.
Я грызу его соленые пальцы, он кусает мое плечо. Стоны, хрипы, … ненасытность моего влагалища заполнена до отказа. Еще,… еще немного… ДА-а-а-а-а! Судороги, и всхлип сожаления, - все… конец.

Он натягивает шорты. Я разглаживаю юбку. Рваный флаг трусиков украшает урну
- Ты всегда такая?
- Всегда (какая?), - а, впрочем, не важно о чем он. Хочется спать и помыться.
- У тебя есть носовой платок?
- Нет. Что, мокро?
- Скользко.

Назавтра я недоуменно смотрю в его пустые глаза, слушаю пошло-плоские шутки и понимаю, что ни хрена в себе не понимаю.

***
Когда сказали, что у меня никогда не будет детей, я целый вечер проревела, закрывшись в ванной. А потом ты целовал мои опухшие веки, вливал в меня коньяк и, завернув в плед, убаюкивал, - нашептывая что-то невнятно-ласковое. А еще через день в доме появился курносый клубок шерсти, рваные обои и лужи на линолеуме. Я назвала его Бэрримор, в честь твоей очередной поездки в Англию. Но официальное имечко вскоре переросло в ласковое – Бэська.

***

У него дрожали руки. А вместе с ними губы,… - даже глаза. В глазах тряслось неприкрытое желание. Меня.

Смешно: наблюдаешь отстраненно, как будто тебя это никаким местом не касается. Наверное, так себя чувствуют всемирно известные красавицы и проститутки. Им нельзя сильно, нельзя полностью, - нужно со стороны.

Вот и я, с той же стороны, наблюдаю за мальчиком, хоть и тридцатилетним. Мальчик – не по возрасту, а - по сути. Милый мальчик. Ресторанчик на Красноармейской, тихая музыка, и его дрожащие глаза.

Зачем я здесь?

Так… просто надоело ходить пешком домой.
Он купил мне розу в переходе. Красную, на длинном стебле.
Ну что же мне с тобой делать? Вопрос тиранил меня, когда мы ехали в такси. Мальчик млел близостью, возможностью положить потную ладошку на мое плечо.
Я так долго мучила его холодной иронией, и вдруг сегодня … Почему? Да не знаю, почему. Просто все надоело. Мятые утренние сползания с постели, задерганность дня «…а это Вы смотрели? А это как? … где мой кофе? …Вы так великолепно выглядите!… слушай, ты чего такая замученная – ночь не даром?» Даром! Все ночи даром. И это надоело.
Хотя, зря я согласилась. Не греет.

Мокрые губы, нетерпеливые, … все раньше - и не до конца. И поцелуи, и прикосновения - не «в тему». Руки мнут грудь, но не возбуждает… - становится больно натертым соскам. Закрываю глаза, может, так проймет. Нет, - страстное сопение сбивает.
- Милая, тебе хорошо?
- Угу…
- Как ты хочешь?
Никак! Я никак не хочу, но не говорю, а поворачиваюсь на живот, чтобы убрать из поля зрения его лицо с пухлыми детскими губами.
Курю на балконе. Тянет в паху. Он в ванной, смывает мой запах.

- Я не люблю, когда меня обнимают на балконе.
- Но тебе же холодно!
Да, мне холодно, правда, сырой ночной воздух тут не при чем.
- Не нужно…
- Ты кончила? Мне это важно.
- Да…
Удовлетворенная улыбка размазана по лицу. Ложь во спасение его мужского достоинства.

- Уходи, завтра на работу.
- Но я хочу с тобой!
- Нет, я не высплюсь, а завтра нужно многое сделать.
- Но…
- Нет, уходи.
- Мы еще увидимся?
- Конечно (завтра на работе).

Смотрю вслед «стоповым» огням такси. Тянущая боль в животе глуше, она сместилась вверх. Ночь – даром.

***
Мне нравится наблюдать, как ты работаешь. Сосредоточенно и увлеченно. Вначале, даже ревновала тебя к работе. Потом поуспокоилась. На улице опять дождь. Щелканье клавиатуры убаюкивает. Засыпаю, обнимая подушку с твоим запахом, так и не найдя ответа на вопрос.

***
Сон сброшен, как одеяло. Говорить не нужно, да и не о чем.
Словесная скупость...
Молчание... только твои шаги из кухни в комнату... ты несешь кофе: он не говорит, он - пахнет.
Тишина... чувствую тебя руками, ногами, животом... моя кожа продолжает твою...
Чернота... твоя тяжесть на моей груди... не могу дышать... сжатый воздух из легких вырывается стоном: А-а-а-а-а!
Безмолвие ... дышу тобой, живу тобой в себе...Да-да-да-да! Еще! ... Это не слова - песня. Меня много лет учили петь по нотам, не зная, что лучшая моя песня - из одного звука: А-а-а-а-а! Меняется только темп и интонация - не смысл!
Я не говорю, молчу и пою тебе песни из одного звука.
А когда мы оба устанем, ты положишь мне голову на колени и я спою тебе колыбельную. О нас. О рассвете. О том, что все до тебя – было не со мной.