«... Сэм прижал к себе нежное тело Мери. Она воском оплела его бедра, обвила шею и прильнула сладкими губами...»

- Бля, ну и бред, - подумала Оля.

Книга, в розовой обложке с зеленоглазой красавицей, попала к ней совершенно случайно: кто-то забыл в раздевалке спорткомплекса, где Оля работала инструктором по шейпингу.

- Надо будет Светлане дать почитать. Она у нас сентиментальная,.. уф, ну и жарко сегодня...

Нутро маршрутки напоминало русскую баню с клубами пара и голыми гражданами. Только запах кваса да березовых листьев заменяла вонь подмышек.

Оля подвинула голову к раскрытому окну, памятуя народную мудрость, о том, что ветер – лучший парикмахер. Поток сухого воздуха зажмурил глаза.

- Игорь сказал, что задержится, значит – с ужином можно не спешить,.. отдохну, тем более - живот тянет...

В «критические» дни Оля чувствовала себя раздвоенной, зашкаливало желание, реализовать которое было трудновато по гигиеническим причинам. А в совместном проживании с Игорем – это первые «месячные». Как отнесется? Что скажет? Брезгливо отодвинется ночью или...

Выгружая из пакета покупки, снова наткнулась на розовообложечную книгу.

- И пишут же такую туфту, ну не может мужик говорить, что «я утонул в омуте твоих глаз», брехня, не тонут. А если тонут – то не там, а по пьянке - в озере... как Сашка... тьфу, сок расплескала – вытереть нужно...

На кремовом паласе оранжевая жидкость не особо заметна, убрать легко - впитать тряпкой.

Оля наклонилась, взгляд упал на бурое пятно под диваном…

- Сашка,.. - живот заныл сильнее, - сволочь ты, ..

Она сидела у диванной спинки. Не плакала – выла, прикусив губу, и терла руками пятно...

- Алкоголик проклятый... почему? Ну, почему мне тебя так не хватает? Два года,.. черти тебя там, небось, любят... ты им – свой! - закрыла глаза, мусоля ворс ладонью, – вспоминала...

Он тогда пришел поздно, заполнив пространство прихожей странной смесью запахов. От непокрытой головы валил пар, снег с ботинок тут же преобразовался в грязную лужу.

- Ольга, я здесь, - голосом хозяина дома и хозяина хозяйки.
- Да, уж, слышу – воняешь. И когда ты пить перестанешь? С кем на сей раз?
- Не поднимать голос на уставшего мужчину! Работа у меня нервная, - и, не снимая обувь, сгреб ее в охапку.

Оля задохнулась, вжатая в плечо. А он мял попку, шепча непристойности ей на ухо.

- Изыди, у меня – нелетные дни, не до этого, - смогла выдохнуть в пахнущую морозом ткань куртки.
- Херня, солдат крови не боится! – сдирая с плеча халат, он целовал оголившуюся кожу.
- Пусти, с ума сошел,.. ну, больно же, - Оля стучала кулачками по большой спине...

Куртка,.. халат,.. ботинок,.. трусики с крылатым «другом», их тела - все сброшено. Он входил яростно, вжимая ее тело в себя. Ольга стонала и искала ртом его пальцы. Находила - кусала, всасывала глубоко, поперхиваясь криком. Просила – глубже, хотела – сильнее, проваливаясь в водоворот, ожидая взрыв – похожий на боль.

И взрывалось, слепило, било ознобом, сводило колени – болело.

И мука была в ускользании этой боли.

Сашка, скомкав грудь, с рыком подавался вперед, на ее судороги, заполняя пространство, стонал, прошитый навылет собственным оргазмом.

Всхлип. Капля пота в струйку... по щеке... на палас.

- Ну вот, пятно останется, свиньи мы с тобой, - Ольга прижимала к ногам халат.
- Свиньи... не дрейфь, родная, – перекись хорошо такие пятна выводит, - Сашка напоминал не борова, а взлохмаченного ньюфаундленда. Большой, растрепанный и сыто улыбающийся потресканными губами.
- Нет у меня перекиси...

Пятно осталось: после воды с порошком оно сменило цвет, но не исчезло. И Сашка передвинул диван ближе, чтоб скрыть «следы преступлений»...

Звонок вывел Олю из транса.

На пороге стояла сестра. Светлана.

- Привет! Что-то случилось? У тебя глаза красные, - сестричка всегда отличалась повышенной чувствительностью к «чужой беде», могла часами вытирать сопли при просмотре сериалов.
- Да нет, все хорошо.
- Я на минутку, клубнику принесла, вчера на даче были.

Светлана – учительница младших классов. Муж – учитель истории. Они познакомились в школе, где теперь по будням вместе вколачивали в акселератов умное, доброе, вечное, а по выходным корячились на шести сотках в вечном страхе русского человека перед голодной зимой.

Света смотрела на сестру и не могла отделаться от мысли, что пришла не вовремя. Но ведь Ольга была одна.

- Вот, книгу нашла, – Оля протянула томик злополучных цитат, - хочешь?

Света радостно улыбнулась.

- Ой, это продолжение! Я на прошлой неделе читала первый том, собиралась покупать... - ласково, как котенка, беря книгу двумя руками.
- Дарю! Но не реви в финале, у тебя от слез нос распухает, а вдруг твой Лешик – разлюбит и изменит? Ладно,.. пугаться, – не разлюбит, он из тех мужей, которые изменяют своим благоверным только со своими мамами, да и то платонически.
- Какая ты жестокая!
- Не жестокая – правдивая.

Уже в автобусе Светлана вспомнила слова сестры и задумалась.

«А ведь, правда, Леша мне бы не мог изменить. Он не такой. Мы все время вместе: на работе, дома, на даче. Все на виду. Зачем ему изменять? От добра - добра не ищут. От добра...».

Светлана вздохнула.

Жили они не совсем бедно, но с напрягой. Это было бы ничего, да черноты под глазами все больше. И морщинок. Не добрых, улыбчивых морщинок в углах глаз, а натужных, задумчивых – перпендикулярно бровям.

Она стало трудно засыпать.
Перед сном читала, периодически поворачивая Алексея на бок, а то он своим храпом сбивал романтический настрой. Там голубоглазые блондинки сложно и запутанно любили квадратночелюстных красавцев, отдаваясь им на бархате диванов или душистой соломе. Переживала козни ревнивцев, сочувствовала потерянным детям и плакала, когда, в конце, все находились и прощали друг друга.

«Сэм прощался с любимой, понимая, что жестокая судьба вновь разлучает их. Он ласкал ее девичье тело, боясь переступить грань дозволенного. Розовые, мягкие губы стремились навстречу, доверчиво раскрываясь, впуская его язык...»

Света задумалась, когда они с мужем последний раз целовались? Поцелуй в щеку на официальных праздниках и чмок перед уходом – не в счет. А так, чтоб до боли в губах, смешав слюну, борясь языками,.. такого поцелуя она уже и не помнила.

Но ведь было! И засосы по шее, которые прятала от матери шелковыми платками, и намятые губы, вспухшие, после бессонных ночей... бессонных...

Света, коснулась мужа. Алексей спал в майке, штопаной, с неистребимым даже после многочисленных стирок запахом. Прижалась к родной спине, уткнувшись носом в его ухо. И, вдруг, неожиданно для себя самой, слегка куснула мочку.

Алексей что-то пробормотал и повернулся к ней, ловя веками уходящий сон.

Светлану понесло: начала целовать его шею, грудь. Задрав майку, танцевала языком над сосками, посасывала их, собирала губами кожу на животе.

Алексей, опешивший от такого и не вполне отошедший ото сна, неразборчиво мычал.

А она пьянела запахом его кожи. Сотни раз читаные слова о ласке сложились желобком, по которому она покатилась, и движение стало настолько естественным и необходимым, - как дыхание.

Язык вычертил дорожку от пупка к мошонке: здесь – защекотали волосы, она запуталась в них губами, щекой прижимаясь к вздрагивающему члену.

- Что ты... не нужно... м-м-м-мм...

Света не слышала, что стонет, не чувствовала, как изогнулась спина – выпятив попку с задранной рубашкой. Она вся ушла в ощущение гладкой кожи на самой головке члена, водила им по сомкнутым губам, заполняла рот, втягивая глубоко - захлебываясь и выпуская, лишь за тем, чтобы снова поймать.

Алексей намотал на руку волосы жены, двигал ее головой - уже не сдерживаясь. И, на самой грани, на шатком мостике предчувствия, когда сперма не слушается желания удержать ее внутри, - застонал:

- Да-а-а-а... Светочка, родная, .. возьми ее, возьми...

Потом, долго гладил спутанные пряди, шептал ласковое, сцеловывая с нее свой запах.

Бессонная ночь...

«Неспешно и умело Сэм готовил любимую к первому проникновению. Гладил шелковую кожу, целовал набухающие вишенки. Мэри стыдливо сжимала колени, но, под опытной рукой раскрывалась, как цветок навстречу солнцу... »

Света дочитывала книгу, сидя на скамейке. Торопливо схватывая строчки, она поглядывала на остановку, где договорилась встретиться с Алексеем. Сегодня пятница и они уезжают на дачу. Немного хотелось спать – зудели веки. Достала салфетку, вытереть пот с лица.

Из-за срезаного конструкторами зада троллейбуса появился Алексей...

Он искал жену, а Света, как загипнотизированный кролик шла к остановке... к Лешиной правой руке... держащей букет.

Сцена дефлорации так и осталась недочитанной, лишь воробей пытался склюнуть черненькое с раскрытой страницы. Не склюнул, улетел обиженно.

Вязкие июньские сумерки. Город пустел накануне выходных.

Ветер шелестел страницами, словно читая.

«...Мэри сомкнула веки, и вся отдалась чувственному потоку, который нес ее по волнам наслаждения...».

Говорят – любовь слепа,.. нет, просто, у нее другое зрение, настоянное на памяти губ и рук, замешанное на запахах, бродившее мыслями...

Они были слишком молоды, чтоб так думать. Он сидел на скамейке, она – на его коленях.

Скамейка для любви ничем не хуже сырых подъездов. Особенно если любовь первая. И уж особенно, если под домом ее всегда ждет отец, нервно постукивая тросточкой.

Верх близости: узнавать лицо губами, не ошибаясь ни черточкой. Лепить ладонями шею, плечи, грудь. Чувствовать – она отвернулась, по близкому запаху волос. Знать его сердце, прижавшись ухом к соску слева. Все – в темноте... на ощупь... с открытыми незрячими глазами...

Девушка, звонко засмеявшись от щекотливых пальцев, - сползла с колен на скамью. Что-то попало под руку. Книга. Маленькая.

- Ой, забыл кто-то, - пальцы ощупывают тиснение на переплете.
- Что?
- Книга...трудно, буквы не выпуклые, не пойму название...
- Да ну ее, иди ко мне.
- Интересно, о чем там написано?
- А мне не интересно... - и падал губами на волосы.

Его руки опять принялись штурмовать застежку лифчика. Времени мало... в этот вечер. Тратить минуты на фантазии о содержании книги он был не намерен...

Вика и Сергей знали друг друга с детства. Слепые в больших городах живут обособленными общинами. Дружат семьями, их дети учатся в одних школах и училищах, работают в одних артелях.

Так мамы Вики и Сергея выгуливали отпрысков в одном сквере, потом вместе водили в спецшколу. Со временем, дети стали ходить сами.

Сергей ждал Вику у подъезда, чтобы вместе втолкаться в троллейбус и считать: сколько раз открывались шипящие двери.

Этой весной они часто опаздывали на первый урок. Проезжали нужную остановку. В укомплектованном под завязку салоне - их прижимало близко. Сергей, защищая девушку от бесцеремонных толчков спешащих пассажиров, притягивал к себе.

Близость маленьких грудей, мятное дыхание в шею, – Вика обожала жвачки с мятой: все это покрывало его спину потом, заставляло взбухать в трусах тяжестью. Сергей молчал и прижимал сильнее. Она тоже молчала, - млела от чувства защищенности.

Этакий кокон тепла в напряженном воздухе утреннего троллейбуса. Немудрено, что они забывали следить за остановками...

Ближе к лету Сергей осмелел и уже не только прижимал Вику к себе, а, иногда, проводил пальцами вдоль спины. Как бы невзначай, опускал руку ниже талии, вбирая в ладонь мягкие ягодицы. Он запоминал это ощущение наполненности рук ее телом и представлял его себе ночами, когда водил рукой по члену. Он мог поклясться, что во время своих «ручных» оргазмов чувствовал запах мяты...

«Мэри медленно выплыла из сладостного забытья. До этой минуты она не представляла, что можно так любить и быть любимой. Даже сейчас, покоясь в его объятиях, она все еще чувствовала жгучие ласки и безумие томительных поцелуев».

Федор уже с полчаса смотрел на зажимающуюся парочку и закипал.

Хотелось спать. До смерти. Уже не долго...

Он поскреб косматость на подбородке. Бородой это назвать было бы сложно: клокастая поросль, сплошь седая. Федор не уважал красоту, - свободным людям она ни к чему, красота-то.

Подкатило сплюнуть, - харкнул густо, с клокотом. Шалит дыхалка,.. шалит. Федор, со свистом слипающейся голосовой щели начал кашлять, шлифуя выдох.

Довольно немелодичный и близкий хрип разрушил иллюзию необитаемого острова. Им пора уходить,.. руки держат воздух, ноги ведут тело по стуку.

Путь к Викиному дому с каждым днем короче, узнаваемее: по оттенкам звука указующей трости и напряжению ее плеча... И там, у дома, где воняет кошками и прокисшим мусором, он обязательно ее еще раз поцелует. Отец все равно не увидит...

Федор блаженно вытянул ноги. Подвязанная к подошве деревяшка уперлась в чужеродное нечто.

- Тю, - взял в руки, в блеклом свете загаженного голубями фонаря название было видно плохо. – Знатная девка,.. козлы, могли бы и без одежи нарисовать,.. может, хоть подрочил...

Опять подкатило к глотке. Сплюнул,.. оторвал страничку из жизни Сэма и Мэри.

Достал старую пачку из-под сигарет. Бережно высыпал содержимое на лист. Вчера полдня собирал бычки на остановке, потом потрошил, потом сушил, защищая летучие кусочки от ветра.

Вторая страничка пошла на сооружение самокрутки.

Затянулся,.. философски покряхтывая на колечки дыма...

Бумага быстро сгорала, оставляя легкий пепел...

«Мы будем вместе, любимая. Костер нашей любви не погаснет, а его сладкий дым будет окутывать Вселенную, даря людям радость...»